сражались против местного населения. Мы буквально развязали войну против местных. Но браконьеры перестали пользоваться этим путем. Это были международные браконьеры, занимавшиеся рогами носорогов: они получали огромные деньги, водили крутые тачки и жили в особняках.

Наши действия привели к первому падению уровня убийств носорогов браконьерами за целый десяток лет.

Программа была не только успешной, но и провальной, потому что мы воевали с местными. Все они были вовлечены в поддержку браконьерства, потому что им нужны были деньги. Я видел буквально то же самое в Ираке, когда местные поддерживали повстанцев, потому что те платили хорошие деньги, а им нужно было кормить свои семьи.

МАРК: А одной операции с целью остановить одну группу браконьеров было недостаточно, чтобы изменить базовую экономическую ситуацию, которая и привела к процветанию браконьерства. Вам пришлось разбираться с экономикой, да? Мы как-то упустили этот момент в Ираке.

ДЭМИЕН: Верно. И не только ее, но также тот факт, что мужья, сыновья и дяди тех людей возвращались обратно в мешках. Почти четыре сотни людей из местных, которые были частью системы браконьерства, оказались убиты во время тех операций.

СОЛДАТ ДЖЕЙН СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ

И хотя это вызвало упадок в доходах браконьеров, я видел, что так вопрос решить нельзя. Я понял, что нужно придумать что-то новое, и отправился на поиски ответа. В итоге мы пришли к тому, что станет будущим защиты носорогов, а возможно, лидерства в целом, как мы его знаем.

МАРК: Ты же говоришь про программу Акашинга, верно?

ДЭМИЕН: Ага. Мы прочитали статью в «Нью-Йорк таймс» о начале подготовки первого отряда женщин-рейнджеров в американской армии. И подумали, что сохранение популяции носорогов тоже довольно мужская индустрия, в которой на сотню мужчин на передовой приходится одна женщина. Так что я углубился в литературу о том, что борьба за права женщин – это на данный момент единственный действительно работающий источник позитивных изменений в мире. Я подумал, что если женщины не получают возможность проявить себя в бою, то у них недостает опыта, чтобы продвигаться по службе и заполнять старшие и административные позиции. Так что вместо того чтобы жаловаться, что нам недостает женщин на лидерских позициях, лучше дать им возможность дорасти до этих позиций.

Поэтому мы решили создать женский противобраконьерский отряд. Но не могли найти тех, кто согласился бы разместить и тренировать их – даже для проверки гипотезы. Считалось, что это слишком рискованно. Однако в конце концов мы нашли место, покинутое какими-то охотниками.

Чтобы вам было понятнее: охота за трофеями – это умирающий бизнес, когда люди приезжают из-за границы, чтобы забавы ради пострелять по слонам или носорогам.

МАРК: Фейсбук [активисты в социальных сетях] помогает положить этому конец, да?

ДЭМИЕН: Да, это точно. Кроме того, дикие виды становятся все более малочисленными, вводятся суровые законы и штрафы на импорт и экспорт трофеев. В Африке есть зона размером с целую Францию, где подобная охота все еще разрешена. И в Зимбабве, где я живу, двадцать процентов всей земли специально выделены для охоты за трофеями. Там, где охоту использовали как экономическое средство для финансирования противобраконьерских программ, животных уже не осталось, а земли, которые были оставлены для трофейной охоты, остаются незащищенными от браконьеров. Печальная ирония, да?

И когда животных не остается, все охотники, которые называют себя «охранителями», переходят в соседний регион, где добыча еще осталась. А люди вроде нас разбираются с тем, что осталось после них.

Мы отобрали сто восемьдесят девять мужчин в 2012-м, и к концу первого дня осталось всего трое. Всего три человека подошли для дальнейшей работы! Я думал, что с женщинами у нас будет похожая ситуация, но был потрясен, когда увидел результаты. Мы переместились в новый район в августе 2017 года, чтобы начать тренировку женских отрядов, начав с восьмидесяти семи новобранок. После собеседований и отбора тридцать шесть из них были допущены к отборочным испытаниям, созданным на базе военных испытаний: огнем, холодом, влагой, усталостью и голодом.

К концу третьих суток только три женщины решили добровольно покинуть испытание. Тут-то мы и поняли, что имеем дело с чем-то уникальным. Я считаю, что то, сколько страданий готов вынести человек, прежде чем сломаться, и определяет характер отдельной личности. А нам нужен был характер – всему остальному можно научить. Нужен был боевой дух. У тех женщин его было в достатке.

Мой небольшой отряд бывших бойцов и тренеров специальных сил создал для этих женщин адские условия. И они впечатляли нас при прохождении каждого испытания. Женщины приступили к полноценной работе в октябре следующего года.

Раньше при создании противобраконьерских отрядов мы набирали людей со всей страны. Отмечу, что местное население заставляли сняться с их обжитых мест и уехать, чтобы создать заповедники, так что обстановка сразу была напряженной. А потом мы добавили эту внешнюю боевую силу, которая никак не была связана с местными. Они не друзья, между ними нет никакого взаимного влияния, они не видят смысла общаться друг с другом.

Мы решили набирать весь боевой состав из местных. Это значило, что команды охранителей теперь были напрямую связаны с местным населением. И шестьдесят два цента из каждого доллара, которые мы потратили на эти команды, сразу возвращались местному населению. Больше не было необходимости в прослойке правительства или каких-то организаций, где эти деньги всегда пропадали, не доходя до местных.

МАРК: Ты хочешь сказать, что деньги, которые получали эти женщины, возвращались в местные сообщества, потому что они тратили их там же?

ДЭМИЕН: Именно! Все, что нужно было для их работы, также закупалось в местных сообществах. И зарплата этих женщин помогала сообществам развивать хозяйство, потому что средства распределяли женщины. Там за месяц вращалось больше денежных средств, чем за целый год от результатов трофейной охоты. Деньги, заработанные на охране видов, теперь поступают женщинам напрямую, и исследования подтверждают, что они тратят в три раза больше средств со своей зарплаты на семью и вклад в местные сообщества, чем мужчины. Так что примерно девяносто процентов их заработка идет на развитие местного сообщества.

Без какого-то особого плана мы сумели создать стратегию, которая превратила заработок тех, кто охраняет природу, в инвестиции. Мы сделали основным упором этой стратегии усиление женского вклада. И в результате это привело к взрывному росту и улучшению условий жизни местного населения. А то, что считалось основной задачей – сама охрана окружающей среды – стало побочным ресурсом.

Программа также привела к полной деэскалации конфликта. Мужчины хотели просто стрелять в плохих